Как я уже говорила, в нашем селе многие семьи тайно голодали. Когда пришла я по делу к коллеге – энергичной Людмилы Васильевны, дома был ее гостеприимный муж Василь. Он пригласил меня на кухню и стал громко просить жену: «Люда, ну угости Наташу чем-нибудь!» «Вася, а что у нас есть?» «Ну, найди чего-нибудь!» Люда суетилась от стола к плите, от холодильника к кладовочке…
Передо мной вырос чай, румянились сухарики. Люда извинялась, что больше ничего нет. Мне было стыдно, я же не на чай пришла, больно увидев, что эти голодухи ударили по Васиным нервам.
А у меня и чая дома не было. До сих пор не научусь и чай попивать, потому что много лет чай был такой: летом – холодная вода в кране, зимой – подогретая. До сих пор мне жалко выбрасывать крошки, я кормлю ими котов, огрызки от яблок – это мои компоты и дома еще до сих пор обтираю хлебом тарелки. Эти пороки голодовок прочно идут по жизни. Трудно пройти мимо пустой бутылки, недоеденного пирожка. Бывает, беру для дворовых собак.
Вечерний сбор бутылок и ночной промысел на вокзале в поисках нетоварных дынь и арбузов, упавших на перрон фруктов в моменты бойкой торговли, дали нам шанс пережить голодуху уже в городской среде.